Королева-эпоха: история королевы Виктории

Сбывшееся пророчество

В течение всей своей жизни четвертый сын короля Георга III герцог Кентский Эдуард верил лишь в Бога, Британскую империю и предсказание одной цыганки с Гибралтара. Согласно пророчеству – на его долю придется много потерь и утрат, но на смертном одре он будет лежать счастливым, а его единственная дочь станет одним из самых великих монархов своей эпохи.

Шли годы, а пророчество не сбывалось. Поселившись со временем в Германии, герцог пребывал в состоянии меланхолии, иногда усугублявшемся депрессией и нескрываемой нервозностью. Осенью 1818 года, он наконец-то услышал долгожданную весть – его жена принцесса Виктория Саксен-Кобург-Заальфельдская ждет ребенка. Считая, что дитя должно обязательно родиться в Англии, Эдуард отправился со своей женой, слугами и любимой канарейкой в далекий переезд через Германию, Францию, неспокойный Ла-Манш и белые скалы Дувра, которые на протяжении многих столетий приветствуют своим ликом прибывающих на Туманный Альбион.

По прибытию в Лондон им были предоставлены апартаменты в Кенсингтонском дворце, где 24 мая 1819 года на свет появилась девочка. Похоже, в тот день герцог был единственным, кто искренне верил в великое предназначение своей малютки. Нисколько не считаясь с мнением старшего брата – принца Уэльского, Эдуард решил назвать свою дочку Елизаветой, именем, которое, как он считал, должно было обязательно принести ей удачу. Уязвленный подобным невниманием принц Уэльский объявил, что лично явится на крестины. Из-за разногласий между братьями церемония крещения прошла в напряженной обстановке. Когда архиепископ Кентерберийский, держа младенца на руках, спросил каким именем крестить ребенка, первым ответил регент:

– Александриной!

В разговор тут же вмешался отец новорожденной, сказав, что необходимо еще одно имя.

– Разумеется, – согласился принц Уэльский, – Я предлагаю Георгину.

– А может быть Елизавета? – не унимался герцог Кентский.

Атмосфера накалялась. После продолжительной паузы, первым слово взял регент:

– Хорошо, назовите ее в честь матери, но Александрина должна стоять на первом месте.

Так к недовольству Эдуарда его единственное чадо назвали Александриной Викторией, под именем которой она и войдет в мировую историю.

Второе пророчество

Несмотря на все желания своего отца, Виктория появилась на свет не в самое удачное время для получения престола. Помимо нее были и другие претенденты, имеющие больше шансов надеть на себя британскую корону. Казалось, что честолюбивые планы Эдуарда рушились, словно карточный домик. Но герцог свято верил в судьбу своей малютки. Ведь недаром же цыганка с Гибралтара сделала еще одно пророчество, согласно которому на 1820 год придется две смерти членов королевской семьи. Одним из них, наверняка, станет король Георг III. Вторым, возможно, будет регент или еще один конкурент на престол – второй сын короля герцог Йоркский.

Счастливо потирая руки, Эдуард отправился на прогулку, во время которой сильно промочил ноги. По возвращению домой у него началась лихорадка, не замедлившая перерасти в воспаление легких. 22 января 1820 года он уже лежал на смертном одре. Его новым врачом стал барон Стокмар, своим интеллектом далеко выходящий за рамки медицинской профессии. Поняв, что со смертью герцога, Виктория лишится многих привилегий, он готовит документ по передаче прав опекунства ее матери герцогине Кентской. Подписав бумагу, Эдуард потерял сознание, а на следующий день, как и предсказывала цыганка, отошел в мир иной в счастливом расположении духа. Спустя шесть дней ему компанию составил Георг III, передав власть своему старшему сыну принцу Уэльскому, ставшему королем Георгом IV.

«Я буду хорошей»

Пока ее дядя правил Британией, Виктория воспитывалась как принцесса крови. Девочка была излишне упитана и всем своим внешним видом и манерами походила на покойного короля. Двор только и перешептывался, называя ее «Георгом в юбке». Однажды, когда Виктории было семь, ее с матерью пригласили в поместье Клермонт. Георг посадил племянницу в фаэтон и отправился с ней к Вирджинскому пруду, на котором плавали две баржи – на одной лорды и пэры удили рыбу, на другой – играл духовой оркестр. Обратившись к Виктории, монарх спросил ее:

– Какую песню ты любишь больше всего? Скажи и оркестр ее тут же исполнит.

– «Боже, храни Короля», – ответила семилетняя девочка.

Но как не желала ему Виктория здоровья, новый король тоже правил недолго. После безвременной кончины Георга IV в 1830 году, корона перешла его брату герцогу Кларенсу, ставшему королем Вильгельмом IV. Он сел на трон в почтенном возрасте 65 лет, став самым пожилым британским монархом на момент восшествия на престол.

В связи с тем, что новый монарх был бездетным, а физическое состояние его супруги больше не позволяло ей иметь детей, то согласно специальному решению парламента наследницей престола была объявлена принцесса Виктория. Когда же весть о подобных изменениях дошла и до нее, будущая владычица Британской империи ответила с присущей ей эмоциональной сдержанностью, эгоизмом и естественной скромностью:

– Я буду хорошей.

После определения с престолонаследием, воспитанием Виктории лично занялась ее мать герцогиня Кентская. Она спала с ней в одной комнате и ни на минуту не упускала свою венценосную дочь из вида. Виктории бесконечно читали Священное Писание, а также книги по политической экономии и праву.

Казалось этой строгости никогда не наступит конец, но ни что не вечно под Луной. 20 июня 1837 года после продолжительной болезни Вильгельм IV скончался. Среди прочих сановников, собравшихся в то летнее утро рядом с постелью умирающего, была загадочная фигура барона Стокмара, и хотя его главный выход был еще впереди, уже в то время он пользовался при дворе особым влиянием и властью.

Пока же главный камердинер лорд Конингем и архиепископ Кентерберийский сели в экипаж и помчались в Кенсингтонский дворец, чтобы сообщить трагическую весть новому монарху. В шесть часов утра Виктория уже знала о случившемся. В девять ее навестил премьер-министр лорд Мельбурн, прибывший на первую аудиенцию с королевой в парадном костюме со всеми регалиями. Приняв его наедине, она по совету своего нового и преданного друга барона Стокмара произнесла:

– Я уже давно решила оставить Вашу Светлость и остальных министров во главе всех дел.

Лорд Мельбурн почтительно поклонился, поцеловал ей руку и покинул помещение.

Вернувшись в опочивальню, которую она до сих пор продолжала делить со своей матерью герцогиней Кентской, она холодно вымолвила:

– Мама, с сегодняшнего дня я, правда, настоящая королева?

– Как видишь, дорогая.

– В таком случае, я надеюсь, что вы исполните мою первую просьбу, с которой я обращаюсь к вам, как королева – позвольте мне остаться наедине на один час.

Когда означенные шестьдесят минут истекли, она вышла из спальни и познакомила собравшихся со своим первым решением – вынести ее кровать из комнаты матери, подготовив ей отдельную опочивальню. Судьба сыграла с герцогиней Кентской злую шутку. В течение стольких лет постоянно снося гнев и причуды прошлых монархов, она жила мыслью о периоде правления своей дочери. Теперь же, когда долгожданный момент настал, в душе Виктории не нашлось места родственным чувствам. Понимая всю прискорбность своего положения, герцогиня произнесет с досадой:

– Я человек без будущего. Теперь я никто.

Но королева уже не обращала на нее никакого внимания. В ее жизни появились новые люди, каждый из которых был по-своему интересен. При этом первое положение по праву занял премьер-министр Великобритании пятидесятивосьмилетний Уильям Лэмб виконт Мельбурн. Он был ярким представителем удачливых джентльменов, про которых в Англии обычно говорят, что «они родились с серебряной ложкой во рту». Лишившись в раннем детстве старшего брата, Уильям унаследовал богатство своих предков и звание пэра. Потом были первые выборы, палата общин, дебаты и заседания кабинета министров, на которых лорд Мельбрун обычно спал, оставляя других гадать, было ли это признаком прирожденной глупости или житейской мудрости, пришедшей с годами. После ухода лорда Грея с поста главы либеральной партии, не прилагая особых усилий, сэр Уильям занял его место. С вступлением же на престол Виктории, в его жизни наступил звездный час. С первых минут их общения он сумел завоевать доверие молодой девушки, став для нее всем – благожелательным отцом и близким другом, верным слугой и мудрым наставником, приятным собеседником и бессменным первым министром, по крайней мере так ей казалось в те счастливые дни.

«Я восхищена этой работой»

Первые полгода правления пролетели, словно сказочный сон. Совещания, аудиенции премьер-министра, советы, распоряжения. Вот и коронация – «величайший день всей моей жизни». И, несмотря на некоторые казусы, когда, например архиепископ Кентерберийский одел ей не на тот палец кольцо, так что она чуть не вскрикнула от боли или бедняга старый лорд Ролл, запутавшийся во время присяги в собственной мантии и упавший с мраморных ступеней – это и, правда, была одна из самых запоминающихся церемоний. Переворачивалась не просто страница, позади осталась целая глава ее жизни. Вырвавшись из стальной клетки материнской опеки, Виктория стала хозяйкой для самой себя, своего двора и всей Британской империи с ее многомиллионным населением, разбросанным по всему земному шару.

Самое замечательное заключалось в том, что все эти перемены приносили Виктории немало удовольствия. Она полностью нашла себя в решении государственных проблем и занималась ими с неподдельным энтузиазмом. В своем дневнике юная королева писала: «У меня так много дел. Мне постоянно приносят груды отчетов от различных министров, и мне это очень нравится. Я восхищена этой работой».

Энтузиазма королевы не разделяли лишь подчиненные. Безусловно, своей юностью и чистотой она больше походила на весну, после длительной стужи правления ее дядей – своими долгами и бесконечными неприятностями успевшими утомить не только близкое окружение, но и народ. Приход молодой королевы стал глотком свежего воздуха в непрекращающейся череде пожилых монархов, с завидной периодичностью сменявших друг друга на британском троне последние семнадцать лет. Но была в этой искрящейся медали и другая сторона – излишней строгости и непререкаемой властности. В первые годы ее правления видны были лишь небольшие блески, но и их было достаточно, чтобы понять, что молодая королева не настолько проста, как это могло бы показаться из ее возраста. Уже тогда, ни один званый обед не обходился без знаменитых расспросов Виктории, от сухости которых у большинства першило в горле, и пропадал аппетит. И это было только начало.

«Миссис Мельбурн»

Правила и нормы, которые постоянно увеличивались как по количеству, так и по строгости не распространялись лишь на одного человека – лорда Мельбурна. Но пришло время, когда и его безоблачному существованию настал конец. После избирательной реформы 1837 года, власть Либеральной партии стала слабеть. Виктория с ужасом смотрела на происходящие перемены. Опасаясь больше всего лишиться обожаемого «лорда М», она выплескивала свои страхи на страницах дневника: «Я буду очень расстроена, если потеряю его хотя бы на одну ночь». Но остановить надвигающийся кризис было не в ее силах. В мае 1839 года либеральное правительство подало в отставку. Прощальная аудиенция была долгой, а расставание – болезненным. Сдерживая слезы, Виктория простилась с лордом Мельбурном и послала за герцогом Веллингтоном. Прибыв на следующее утро, патриарх войны и мира посоветовал ей пригласить лидера консерваторов Роберта Пила.

Пил был одной из самых неудачных кандидатур, чтобы вызвать симпатию у королевы. Во-первых, он был тори, к тому же главным виновником падения ее любимого «лорда М». Во-вторых, когда Пила смущали, а это происходило довольно часто, он становился зажатым и скованным. Поймав на себе во время первой аудиенции надменный взгляд Виктории, Пил растерялся. Собравшись с мыслями, он высказал предположение, что королеве следует сменить некоторых членов своего двора, состоящих исключительно из жен и сестер его политических противников. Виктория ответила ему леденящим душу молчанием. Во время следующей встречи премьер-министр повторил свою просьбу:

– Мэ’эм, а что вы решили по поводу фрейлин?

– Я не отошлю ни одну из них, – решительно ответила королева.

– Как мэ’эм! Ваше Величество предполагает оставить их всех?

– Всех, – не уступала Виктория.

Как только Пил закрыл за собой дверь, она тут же бросилась к столу, чтобы черкнуть несколько строчек «лорду М»: «Сэр Роберт вел себя очень не хорошо, но я была решительна». Не успела она закончить письмо, как ей объявили о приходе герцога Веллингтона. Теперь ей предстояло выдержать еще одну битву.

Взяв инициативу в свои руки, королева сразу же перешла в атаку:

– Неужели новый премьер настолько слаб, что вынужден тратить свое личное время на решение женских вопросов?

Не ожидавший подобного напора и сарказма, Веллингтон пробормотал себе что-то под нос, отклонялся и быстро удалился.

В конце концов, Пил выдвинул королеве ультиматум – если она не может заменить свой штат, он не в состоянии сформировать новое правительство. На следующий день снова собрался кабинет либералов, и хотя действия Виктории шли в разрез с принятыми правилами, они решили, что «нельзя оставлять в беде такую королеву и такую женщину». Они направили ей письмо поддержки и совет прекратить переговоры с Пилом.

Виктория могла ликовать. Она выстояла, и лорд Мельбурн был снова ее министр. Это была победа. Только над кем и для кого? В глазах подданных королева определенно стала терять популярность. Ее не раз называли «миссис Мельбурн», выкрикивая оскорбительные прозвище в самых людных и оживленных местах. Изменился и внешний облик некогда юной и безмятежной Виктории. Свидетели тех событий описывают, что на ее лице застыла маска «непоколебимой самоуверенности и вечного недовольства». А что же будет дальше?

Настоящий избранник

И без того трудное положение усложнял дядя Виктории – Леопольд, король Бельгии. Он стал заваливать ее письмами, убеждая выйти за своего сына Альберта. Позже Виктория скажет, что никогда не мечтала о другом муже, кроме как о ее кузене. Но в 1839 году подобное отношение было далеко от истины. Об этом свидетельствуют и дневники, и письма, и воспоминания очевидцев. «Сейчас я нисколько не намерена выходить замуж», – признается она лорду Мельбурну с присущей ей твердостью. Но, и Леопольд был не из тех, кто легко отступал перед трудностями. Сейчас Альберт находится на учебе в Италии, но уже осенью он приедет для знакомства с ней в Англию. Принимая условия своего дяди, Виктория согласится, но если Альберт ей не понравится, они закроют эту тему раз и навсегда. С лордом же Мельбурном она будет более откровенна:

– Я не имею никакого желания видеться с Альбертом, поскольку мне противна вся эта тема.

Однако встреча состоялась. Хватило всего одного взгляда на Альберта, чтобы все ее существование, все ценности, желания и планы, перевернулись вверх дном.

Их первая встреча состоялась в пятницу, а уже утром в воскресенье, королева сказала первому министру, что «существенно пересмотрела свои взгляды на замужество». В понедельник она заявила, что собирается выйти замуж за Альберта. Пригласив его на следующий день к себе, Виктория призналась ему, что была бы очень счастлива стать его супругой. Потом они «обнялись, и Альберт был так добр и нежен». Она воскликнула, что недостойна его, он же тихо пробормотал, что был бы счастлив, «провести с ней всю жизнь». Когда вечером Виктория признается лорду Мельбурну, что удачно уладила все дела с Альбертом, умудренной жизнью политик воскликнет: «О! Слава Богу!».

Казалось, что именно так и должно было быть. Как будто бы еще до рождения венценосных супругов их обручили невидимым глазу обрядом. Когда Альберту было всего три года, ему не раз повторяли, что его женой станет «маленький английский цветочек». Однако с годами ситуация стала меняться. И это неудивительно, ведь речь шла, как ни как о британском престоле, и ставки в этом отношении были слишком высоки. Брак с Викторией имел огромные политические последствия, и у близкого окружения королевы не было права на ошибку. Необходимо было проверить, соответствует ли Альберт по своим интеллектуальным и моральным качествам будущему положению. За выполнение столь нелегкой задачи взялся барон Стокмар.

За исключением небольших недостатков, Альберт произвел благоприятное впечатление на своего экзаменатора. Единственное, барон лишь высказал опасения в отношении его худощавой комплекции и слабого здоровья. Опытный взгляд старого лекаря зрил в корень, пройдут годы, и именно болезнь разрушит счастливый брак венценосных особ.

Но все это будет потом, в те первые мгновения их знакомства Виктория была счастлива, Альберт же привыкал. Его чувства в отношении своей кузины были гораздо скромней. Вместо всепоглощающей страсти, сметающей все на своем пути, у принца-консорта стояли привязанность, нежность и чувство долга, по крайней мере, в первые годы их совместной жизни. К тому же ему было грустно расставаться с родным Кобургом, семьей и устоявшимся бытом.

Становление консорта

Альберт не мог не понимать, что брак будет труден, а процесс притирки долог. Ситуация осложнялась и тем, что он мало значил на политической сцене своей новой родины. В британском своде законов нет такого понятия, как «супруг королевы». Виктории принадлежала вся власть, для спорных же моментов у нее был лорд Мельбурн, больше походивший не на премьер-министра, а на личного секретаря Ее Величества.

Не лучше обстояли дела и в личном плане. Хотя Виктория и была беззаветно предана своему мужу, их вкусы, взгляды и распорядок дня существенно отличались. Альберт вставал рано, королева же проводила ночи напролет за танцами и беседами. В то время, когда она ложилась спать, ее муж уже встречал восход солнца с дворцового портика. Не совпадали их вкусы и в отношении общих знакомых. Альберт хотел бы пригласить ученых, писателей и композиторов, чтобы приятно провести с ними время, беседуя о последних достижениях в науке и искусстве. Виктория же напротив считала подобные коллоквиумы скучными и отстаивала свой распорядок с неизменными вечерними танцами.

Но и это было далеко не все. Самое ужасное заключалось в борьбе характеров, каждый из которых был по-своему решителен и независим. В этом отношении показателен следующий эпизод. Однажды после громкой ссоры, Альберт заперся в своей комнате. Успокоившись, Виктория подошла к его покоям и постучалась в дверь.

– Кто там? – спросил Альберт.

– Королева Англии.

Последовало молчание. Виктория стала стучать громче и чаще. Снова последовал тот же вопрос «Кто там?» и аналогичный ответ – «Королева Англии». Сцена повторилась несколько раз. Затем Виктория постучала мягче и тише. Из-за двери снова раздалось:

– Кто там?

– Твоя жена, Альберт, – последовало на этот раз.

Только после этого дверь распахнулась, и супруги воссоединились.

Альберт и, правда, оказался в сложном положении. Для подданных он был иностранец, для королевы – просто любимым мужчиной. Чтобы приобрести положение и завоевать авторитет в обществе ему явно нужна была помощь или совет мудрого человека, отлично разбиравшегося в казуистике дворцовых тайн, сплетен и интриг. И такой человек был найден. Им стал все тот же барон Стокмар – верный друг и бессменный помощник. Умело используя два отличительных качества принца – его чувство долга и личную гордость, он словно кучер, попеременно натягивающий то одну то другую вожжу, вел принца к заветной цели. Барон привил ему вкус к политике и государственным делам. Он научил его никогда не расслабляться и работать по 24 часа в сутки.

Нужно сказать и Альберт оказался способным учеником. Словно губка, впитывающая в себя бесценные советы, он рос не по дням, а по часам, превращаясь из нерешительного юноши в несгибаемого государственного деятеля национального масштаба. После падения либерального кабинета и прихода к власти консерваторов, именно Альберт возьмет на себя все функции по введению переговоров с Пилом, вызывающим у Виктории лишь чувства отвращения.

Со временем принц займет место любимого лорда Мельбурна, став не только мужем Виктории, но и ее любимым наставником и личным советником. Для Виктории мнение Альберта стало приобретать все большую значимость, постепенно обретая форму истины в последней инстанции. Просматривая свой дневник периода ее взаимоотношений с лордом Мельбурном, Виктория возьмет перо и запишет на полях: «Перечитывая эти строки, я не могу не заметить, насколько надуманным было тогда мое счастье, и как по-настоящему я счастлива теперь с моим любимым».

Да, это и, правда, было счастье, но не расслабляющее и опьяняющее, а, наоборот, стимулирующее и подталкивающее. Еще никогда до этого Виктория не испытывала такого наслаждения в исполнении своих обязанностей. Описывая ее в тот момент, одна из гувернанток леди Литтлтон была поражена невероятным характером королевы, которую «пронизывал железный стержень, державший ее, словно, каркас». Место прежних банкетов и раутов заняли постоянная работа и воспитание детей, численность которых постоянно возрастала, достигнув со временем девяти человек.

Личная трагедия

Эти годы станут расцветом принца-консорта. Альберт брался буквально за все. Искусство, наука, политика. Каждое решение, каждая бумага, все просматривалось, на все накладывались резолюции. Бесчисленные меморандумы и депеши, непрерывным потоком выходили из-под его пера. Реконструкция здания парламента, строительство Национального музея в Кенсингтоне, разработка плана по использованию канализационных стоков для удобрения полей, объемная (50 томов) переписка с 1853 по 1857 годы по восточному вопросу, организация культурных вечеров с приездом знаменитых композиторов, открытие музеев и больниц – вот лишь неполный перечень его деятельности. Венцом же этих трудов стала Всемирная выставка 1851 года, собравшая самые современные на тот момент достижения науки и техники.

Несмотря на огромные достижения, была в этих стремлениях и какая-то роковая обреченность. В своей работе Альберт находил практически все, кроме чувства удовлетворения. Он взваливал на себя все новые и новые ноши, каждая из которых была тяжелей предыдущей, но так и не достигал насыщения. Пока не настал день, когда здоровье принца не выдержало титанической нагрузки и дало трещину.

Кризис случился промозглым ноябрьским днем 1861 года. Альберт был измучен бесконечной бессонницей и ревматизмом, но, несмотря на свое физическое истощение, отправился проверять новое здание королевского военного колледжа Сандхёрст. По возвращению его состояние стало еще хуже. Обострился ревматизм, не отступала бессонница. Вместо того чтобы остановиться, Альберт поехал в Кембридж, где срочно потребовалось его вмешательство ввиду плохого поведения старшего сына. По возвращению в Виндзор Альберт простудился, но даже в болезненном состоянии он продолжал работать. В тот момент как раз началась гражданская война в Америке, и Британия могла сама оказаться на грани войны. Министр иностранных дел Джон Рассел написал резкую ноту, отправка которой неминуемо привела бы к вовлечению Британии в военный конфликт. Ранним утром 1 декабря Альберт поднялся с постели и дрожащей рукой написал изменения, смягчающие первоначальный вариант. Правительство приняло его правки и Британии удалось сохранить нейтралитет, для Альберта же эти строки станут последними.

Много лет назад Альберт признался Виктории:

– Если я серьезно заболею, то умру быстро. Я не хочу цепляться за жизнь.

Так оно и произошло. Его состояние резко ухудшалось, достигнув кульминации 14 декабря 1861 года. Все понимали, что конец уже близок. Дети один за другим получали молчаливое прощение, Виктория сидела рядом. Вечером она вышла из комнаты, как вдруг ее тут же позвали обратно. Вернувшись, она поразилась произошедшей перемене. Подбежав к его кровати, королева упала на колени. Альберт сделал последний вдох и перестал дышать навеки. Увидев окаменевшие черты своего любимого, Виктория издала пронзительный вопль, не осознавая тогда еще всех масштабов развернувшей перед ней бездны пустоты и одиночества.

Вряд ли кто-то был способен составить компанию в ее безутешном горе. За исключением лишь барона Стокмара, давно уже вышедшего в отставку и проживающего в любимом Кобурге. Весть из Англии, словно удар гигантского молота обратила в прах весь смысл его жизни. Альберт мертв, а с ним и все вложенные в него мысли, чувства, идеалы и стремления. Так и не справившись с болью постигшей его утраты, спустя восемнадцать месяцев барон отправился вслед за своим любимым учеником.

Жизнь без принца

Со смертью принца-консорта в жизни Виктории началась новая и, пожалуй, самая противоречивая эпоха. С одной стороны это будут годы беспросветного траура, с другой – именно они сделают ее одним из самых любимых монархов в истории Соединенного Королевства. Появятся в ее жизни и новые фигуры, масштабом своей личности во много раз превосходившие старого друга лорда Мельбурна.

Первым из них стал лидер либералов Уильям Гладстон, пользующийся большим уважением у Альберта. Вторым лидер консерваторов Бенджамин Дизраэли, не самая приятная личность, о котором ее покойный муж отзывался просто и без изысков – «он не имеет ничего достойного истинного джентльмена».

Казалось, мнение принца должны были заранее предопределить отношения к этим двум самым великим политикам второй половины XIX века. Но произошло все с точностью до наоборот. Мистер Гладстон с его манерами, непроницаемой верой в Бога и немного странным хобби – рубить многовековые дубы топором – стал вызывать все больше отвращения у королевы. Как-то Виктория признается, что он обращается к ней, не иначе, «как к собранию».

С Дизраэли же все было совершенно по-другому. Он всегда видел в ней не какой-то общественный институт, а человека и женщину, со всеми ее достоинствами и недостатками, противоречиями и комплексами. Несмотря на отрицательную оценку Альберта, Дизраэли оказался единственным, кто чтил и уважал ее глубокую скорбь по покойную мужу.

Великий знаток человеческой природы, пришедший в политику из мира литературы, он как никто другой знал какие струны в душе Ее Величества наиболее чувствительны, и игра на которых обязательно принесет успех. Были в его арсенале и более тривиальные приемы, указывая на которые он говорил: «лесть любят все, когда же вы имеете дело с представителями королевских династий, ее нужно наносить мастерком». И Дизраэли в этом не было равных. Его письма к Виктории стали уникальным сочетанием политики, вежливости, поклонения, дружеских советов и личной симпатии. Он называл ее Феей, и она самозабвенно исполняла эту роль, взмахивала волшебной палочкой лишь для своего любимого Дизи. Бенджамин также платил ей взаимностью, признаваясь одной из своих знакомых: «Я люблю королеву – возможно, это единственный человек на свете, которого я все еще люблю».

Но даже светлые отношения с Дизраэли были лишь искрами в беспросветном мраке траура и мифотворческого преклонения перед принцем Альбертом. Всю дальнейшую жизнь королевы закрыл тяжелый занавес печали и скорби. Близкие боялись, что от своего горя Виктория лишиться рассудка, но железный стержень, который всегда был в ней, не подвел и на этот раз. Ее новым смыслом жизни станет сохранение памяти, деяний и личности Альберта. В письме к своему дяде она писала: «Я не устану повторять – все его желания, планы, взгляды, должны стать законом моей жизни, и ни какая человеческая сила не сможет меня сбить с выбранного пути».

В Британии начался культ покойного принца. Под личным руководством королевы была написана объемистая официальная биография, изданы его речи, письма, бесчисленные меморандумы и документы. В различных городах воздвигались памятники и статуи, самым знаменитым из которых стал мемориал в Кенсингтоне – грандиозный образец викторианской эпохи.

Не менее тщательным было служение Альберту в многочисленных дворцах и королевских резиденциях. Апартаменты в Виндзоре, занимаемые принцем и ставшие свидетелем его смерти, стали охраняться как реликвия. Каждый день на протяжении сорока лет по личному распоряжению королевы совершался один и тот же обряд. Вечером кровать Альберта перестилалась, а утром для утреннего туалета в комнату приносили таз со свежей водой, как будто бы принц был все еще жив.

Печаль и траур наложили неизгладимый отпечаток на весь двор и близкое окружение королевы. Во всем царило почтение к принцу, скорбь Виктории и соблюдение строгих норм и приличий. Если кто-то во время очередного званого обеда нарушал эти рамки благопристойности своим недостойным поведением или какой-нибудь пошлой шуткой, он тут же ловил на себе суровый взгляд королевы. Выражения ее лица становилось зловещим и весь стол, замолчав от страха, содрогался после громоподобного «Это не смешно». Эта фраза была больше, чем обычное мнение монарха, это был приговор, карающийся изгнанием.

Пред королевой преклонялись практически все. И даже старший сын Виктории принц Уэльский – известный бонвиван и любитель женщин, испытывал благоговейный страх перед своей матерью. Однажды опоздав к обеду, он спрятался за колонной, принявшись нервно вытирать пот со лба. Собравшись с силами, будущий наследник британской короны нерешительно появился из-за своего убежища, подошел к королеве, и, получив в ответ строгий кивок, тут же скрылся за другой колонной, где и провел все отставшее время до конца вечера. На тот момент принцу Уэльскому было уже за пятьдесят, но даже в этом возрасте строгий взгляд матери действовал отрезвляюще на его поведение.

Народная королева

С годами непроницаемый траур Виктории подвергся значительным изменениям. Несмотря на всю строгость, она станет любимой бабушкой для своих многочисленных внуков и правнуков. Ее семья превысила пятьдесят человек, которыми она управляла с присущей ей мудростью и величием.

Постепенно изменениям подверглось и отношение нации к своему монарху. Викторию стали больше любить и понимать. Для большинства англичан она превратилась в национальный символ, являвшийся гарантом их спокойствия и благосостояния. Изменилось отношение и Виктории. Она стала немного веселей и добродушней. Даже Альберт почтительно отступил в сторону. Это нисколько не означало, что его забыли – для королевы это было невозможно – просто влияние принца стало менее явным.

Уважение и общая любовь к Виктории миллионов не могли не повлиять на ее собственное самосознание, в котором теперь все больше места отводилось не покойному мужу, а ей самой. Тому немало способствовали и такие события, как коронация в 1877 году в качестве Императрицы Индии, а также празднование в 1887-м и 1897 году золотого и бриллиантового юбилеев восшествия на престол.

Это были годы апофеоза. Викторию боготворили и обожали. Об ее несомненных достоинствах слагались легенды, о мелких недостатках тактично умалчивали. Казалось, так будет всегда, но на пороге был новый XX век и он диктовал свои безжалостные условия. В 1900 году здоровье Виктории резко ухудшилось. И хотя она так и осталась неприступна для тяжелых болезней, ее физическое тело все больше стало подвержено разрушающему влиянию времени. Ослабло зрение, появились первые признаки афазии. В течение всего 1900 года ее стала все чаще оставлять некогда неугасаемая энергия. Несмотря на слабость и упадок, Виктория продолжала работать, знакомиться с новыми документами и депешами, вникать в подробности Англо-бурской войны, разразившейся в 1899 году.

14 января 1901 года, не обращая внимания на большой упадок сил, Виктория приняла у себя лорда Робертса, вернувшегося в Англию с победоносными новостями из Южной Африки. Аудиенция длилась больше часа. Королева вникала во все подробности, постоянно задавала вопросы. Возникало ощущение, что время не властно над этой восьмидесятиоднолетней женщиной. Но после ухода лорда Робертса, состояние королевы резко ухудшилось. На следующий день врачи констатировали, что ее положение безнадежно. 22 января в присутствии многочисленных членов своей семьи, Виктория сделал последний вдох, глубокий выдох с которым в историю ушла целая эпоха, длившиеся шестьдесят три года.

Кончина Виктории вызвала психологический шок в Соединенном Королевстве. Большинство ее поданных не помнили или не знали того времени, когда ими правил другой монарх. На протяжении всех этих лет, ее существование стало неотъемлемой частью их жизни. И лишившись теперь своей королевы, они хоронили с ней частичку самих себя. Виктория же, почтительно уступив место стремительному XX веку, навсегда вошла в историю, как один из самых великих монархов Соединенного Королевства.

Дмитрий Медведев

Источник изображений – Wikimedia Commons.