Черчилль и лепидоптерофилия
Уинстон Черчилль начал увлекаться бабочками еще в детстве. В его письмах из школы в Брайтоне он признается, что хотел бы собирать бабочек на каникулах, они «доставляют ему огромное удовольствие». К своему хобби он вернулся во время службы в армии в Индии. Не успев разместиться в гарнизонном городе Бангалор, он заказал из Лондона сачки и сетки для ловли «редких и красивых» экземпляров: император, белый адмирал; а также специальные коробки разных размеров для их хранения. Не дожидаясь посылки, Черчилль начинает формировать коллекцию, которая спустя всего полтора месяца насчитывала уже шестьдесят пять разных видов. Долго, правда, субалтерну наслаждаться красотой не пришлось: пробравшаяся в его комнату крыса съела все экспонаты. Разобраться с возмутительницей спокойствия помог терьер по кличке Уинстон.
Увлечение Черчилля разделяли не все. Например, проживающие с ним под одной крышей сослуживцы Хьюго Бэринг и Реджинальд Барнс жаловались, что их однополчанин превратил бунгало в магазин таксидермиста. Но Уинстон не обращал на ворчание друзей особого внимания и продолжал орудовать сачком.
Испытывал ли он жалость к этим небольшим созданиям, убивая их ради пополнения коллекции? В определенной степени – да. «Я ненавижу обрывать красивые и невинные жизни бабочек, – заметит он однажды. – Но в конце концов эта жертва необходима для их посмертной славы». Интересное рассуждение о связи между смертью и посмертной славой.
Наблюдение за бабочками часто наводило политика на философские мысли, подтверждая его взгляды на жизнь. Например, он лишний раз убедился в том, что приспособляемость есть основной закон выживания. «Каким образом расцветка защищает бабочку? – рассуждает Черчилль. – Отвратительная на вкус бабочка своей броской расцветкой остерегает птицу, чтобы та ее не съела. Сочная, вкусная бабочка спасается тем, что прикидывается сучком или листиком. Они миллионы лет учились этому, а кто не успевал приспособиться – тех поедали, и они исчезали с лица земли».
Также, изучая бабочек, он все меньше удивлялся превратностям мироздания. «Святость природы исключительно человеческая идея, – делился он своими соображениями на этот счет со своей матерью леди Рандольф. – Подумай о красивой бабочке: двенадцать миллионов перьев на ее крыльях, шестнадцать тысяч фасеток в глазу, а размер с клюв птицы. Давай смеяться над судьбой. Это, должно быть, ее развеселит». «Бабочка – реальность, она сверкает, трепещет крыльями, в секунду расправив их, вспархивает к солнцу и пропадает в лесной темени, – напишет Черчилль в конце 1920-х. – Ваша вера в Свободную волю или в Предопределение зависит от того, какую расцветку крыльев ухватил ваш взгляд, – на самом-то деле у крыльев по меньшей мере два цвета одновременно».
Оказавшись в Уганде в 1907 году, Уинстон был поражен обилием и разнообразием бабочек. По его признанию, такой «летающей феерии» он нигде еще не видел. Еды для бабочек было предостаточно. Порой они объедались до такой степени, что полностью теряли подвижность, позволяя собирать их буквально голыми руками. Целую неделю Черчилль наблюдал за всем этим пиршеством, не зная, как сохранить и безопасно перевезти собранные экземпляры в Лондон. Когда же ему сообщили, что для этих целей лучше всего подойдут сложенные из бумаги треугольные формы, он тут же смастерил себе из противомоскитной сетки и телеграфных проводов сачок и приготовился к охоте. Но… охота не задалась. В этом путешествии бабочки на его пути больше не встречались, оставив «призрачные воспоминания нереализованных возможностей». Но сама страсть к лепидоптерофилии останется с ним на долгие годы.
Дмитрий Медведев
